В вагоне
Почтовый поезд номер такой-то мчится на всех парах от станции "Веселый Трах-Тарарах" до станции "Спасайся, кто может!". Локомотив свистит, шипит, пыхтит, сопит... Вагоны дрожат и своими неподмазанными колесами воют волками и кричат совами. На небе, на земле и в вагонах тьма... "Что-то будет! что-то будет!" - стучат дрожащие от старости лет вагоны... "Огого-гого-о-о!" - подхватывает локомотив... По вагонам вместе с карманолюбцами гуляют сквозные ветры. Страшно... Я высовываю свою голову в окно и бесцельно смотрю в бесконечную даль. Все огни зеленые: скандал, надо полагать, еще не скоро. Диска и станционных огней не видно... Тьма, тоска, мысль о смерти, воспоминания детства... Боже мой!
- Грешен!! - шепчу я. - Ох, как грешен!..
Кто-то лезет в мой задний карман. В кармане нет ничего, но все-таки ужасно... Я оборачиваюсь. Предо мной незнакомец. На нем соломенная шляпа и темно-серая блуза.
- Что вам угодно? - спрашиваю я его, ощупывая свои карманы.
- Ничего-с! Я в окно смотрю-с! - отвечает он, отдергивая руку и налегая мне на спину.
Слышен сиплый пронзительный свист... Поезд начинает идти все тише и тише и наконец останавливается. Выхожу из вагона и иду к буфету выпить для храбрости. У буфета теснится публика и поездная бригада.
- Гм... Водка, а не горько! - говорит солидный обер-кондуктор,
обращаясь к толстому господину. Толстый господин хочет что-то сказать и не может: поперек горла остановился у него годовалый бутерброд,
- Жиндаррр!!! Жиндаррр!!! - кричит кто-то на плацформе таким голосом, каким во время оно, до потопа, кричали голодные мастодонты, ихтиозавры и плезиозавры... Иду посмотреть, в чем дело... У одного из вагонов первого класса стоит господин с кокардой и указывает публике на свои ноги. С несчастного, в то время когда он спал, стащили сапоги и чулки...
- В чем же я поеду теперь? - кричит он. - Мне до Ррревеля ехать! Вы должны смотреть!
Перед ним стоит жандарм и уверяет его, что "здесь кричать не приходится"... Иду в свой вагон э 224. В моем вагоне все то же: тьма, храп, табачный и сивушный запахи, пахнет русским духом. Возле меня храпит рыженький судебный следователь, едущий в Киев из Рязани... В двух-трех шагах от следователя дремлет хорошенькая... Крестьянин, в соломенной шляпе, сопит, пыхтит, переворачивается на все бока и не знает, куда положить свои длинные ноги. Кто-то в углу закусывает и чамкает во всеуслышание... Под скамьями спит богатырским сном народ. Скрипит дверь. Входят две сморщенные старушонки с котомками на спинах...
- Сядем сюда, мать моя! - говорит одна. - Темень-то какая! Искушение да и только... Никак наступила на кого... А где Пахом?
- Пахом? Ах, батюшти! Где ж это он? Ах, батюшти!
Старушонка суетится, отворяет окно и осматривает плацформу.
- Пахо-ом! - дребезжит она. - Где ты? Пахом! Мы тутотко!
- У меня беда-а! - кричит голос за окном. - В машину не пущают!
- Не пущают? Который это не пущает? Плюнь! Не может тебя никто не пустить, ежели у тебя настоящий билет есть!
- Билеты уже не продают! Касс заперли!
По плацформе кто-то ведет лошадь. Топот и фырканье.
- Сдай назад! - кричит жандарм. - Куда лезешь? Чего скандалишь?
- Петровна! - стонет Пахом.
Петровна сбрасывает с себя узел, хватает в руки большой жестяной чайник и выбегает из вагона. Бьет второй звонок. Входит маленький кондуктор с черными усиками.
- Вы бы взяли билет! - обращается он к старцу, сидящему против меня. - Контролер здесь!
- Да? Гм... Это нехорошо... Какой?.. Князь?
- Ну... Князя сюда и палками не загонишь...
- Так кто же? С бородой?
- Да, с бородой...
- Ну, коли этот, то ничего. Он добрый человек.
- Как хотите.
- А много зайцев едет?
- Душ сорок будет.
- Ннно? Молодцы! Ай да коммерсанты!
Сердце у меня сжимается. Я тоже зайцем еду. Я всегда езжу зайцем. На железных дорогах зайцами называются гг.пассажиры, затрудняющие разменом денег не кассиров, а кондукторов. Хорошо, читатель, ездить зайцем! Зайцам полагается, по нигде еще не напечатанному тарифу, 75% уступки, им не нужно толпиться около кассы, вынимать ежеминутно из кармана билет, с ними кондуктора вежливее и... все что хотите, одним словом!
- Чтоб я заплатил когда-нибудь и что-нибудь!? - бормочет старец. - Да никогда! Я плачу кондуктору. У кондуктора меньше денег, чем у Полякова!
Дребезжит третий звонок.
- Ах, матушки! - хлопочет старушонка. - Где ж это Петровна? Ведь вот уж и третий звонок! Наказание божие... Осталась! Осталась бедная... А вещи ее тут... Што с вещами-то делать, с сумочкой? Родимые мои, ведь она осталась!
Старушонка на минуту задумывается.
- Пущай с вещами остается! - говорит она и бросает сумочку Петровны в окно.
Едем к станции Халдеево, а по путеводителю "Фрум - Общая Могила".
Входят контролер и обер-кондуктор со свечой.
- Вашшш... билеты! - кричит обер-кондуктор.
- Ваш билет! - обращается контролер ко мне и к старцу.
Мы ежимся, сжимаемся, прячем руки и впиваемся глазами в ободряющее лицо обер-кондуктора.
- Получите! - говорит контролер своему спутнику и отходит. Мы спасены.
- Ваш билет! Ты! Ваш билет! - толкает обер-кондуктор спящего парня.
Парень просыпается и вынимает из шапки желтый билетик.
- Куда же ты едешь? - говорит контролер, вертя между пальцами билет. - Ты не туда едешь!
- Ты, дуб, не туда едешь! - говорит обер-кондуктор. - Ты не на тот поезд сел, голова! Тебе нужно на Живодерово, а мы едем на Халдеево! Вааазьми! Вот не нужно быть никогда дураком!
Парень усиленно моргает глазами, тупо смотрит на улыбающуюся публику и начинает тереть рукавом глаза.
- Ты не плачь! - советует публика. - Ты лучше попроси! Такой здоровый болван, а ревешь! Женат небось, детей имеешь.
- Вашшш... билет!.. - обращается обер-кондуктор к косарю в цилиндре.
- Га?
- Вашшш... билеты! Поворачивайся!
- Билет? Нешто нужно?
- Билет!!!
- Понимаем... Отчего не дать, коли нужно? Даадим! - Косарь в цилиндре лезет за пазуху и со скоростью двух с половиною вершков в час вытаскивает оттуда засаленную бумагу и подает ее контролеру.
- Кого даешь? Это паспорт! Ты давай билет!
- Другого у меня билета нету! - говорит косарь, видимо встревоженный.
- Как же ты едешь, когда у тебя нет билета?
- Да я заплатил.
- Кому ты заплатил? Что врешь?
- Кондухтырю.
- Какому?
- А шут его знает какому! Кондухтырю, вот и все... Не бери, говорил, билета, мы тебя и так провезем... Ну, я и не взял...
- А вот мы с тобой на станции поговорим! Мадам, ваш билет!
Дверь скрипит, отворяется, и ко всеобщему нашему удивлению входит Петровна.
- Насилу, мать моя, нашла свой вагон... Кто их разберет, все одинаковые... А Пахома так и не впустили, аспиды... Где моя сумочка?
- Гм... Искушение... Я тебе ее в окошко выбросила! Я думала, что ты осталась!
- Куда бросила?
- В окно... Кто ж тебя знал?
- Спасибо... Кто тебя просил? Ну да и ведьма, прости господи! Что теперь делать? Своей не бросила, паскуда... Морду бы свою ты лучше выбросила! Аааа... штоб тебе повылазило!
- Нужно будет со следующей станции телеграфировать! - советует смеющаяся публика.
Петровна начинает голосить и нечестиво браниться. Ее подруга держится за свою суму и также плачет. Входит кондуктор.
- Чьи веш-ш-ш...чи! - выкрикивает он, держа в руках вещи Петровны.
- Хорошенькая! - шепчет мне мой vis-à-vis старец, кивая на хорошенькую. - Г-м-м-м... хорррошенькая... Черт подери, хлороформу нет! Дал бы ей понюхать, да и целуй во все лопатки! Благо все спят!..
Соломенная шляпа ворочается и во всеуслышание сердится на свои непослушные ноги.
- Ученые... - бормочет он. - Ученые... Небось, против естества вещей и предметов не пойдешь!.. Ученые... гм... Небось не сделают так, чтоб ноги можно было отвинчивать и привинчивать по произволению!
- Я тут ни при чем... Спросите товарища прокурора! - бредит мой сосед-следователь.
В дальнем углу два гимназиста, унтер-офицер и молодой человек в синих очках при свете четырех папирос жарят в картеж...
Направо от меня сидит высокая барыня из породы "само собою разумеется".
От нее разит пудрой и пачулями.
- Ах, что за прелесть эта дорога! - шепчет над ее ухом какой-то гусь, шепчет приторно до... до отвращения, как-то французисто выговаривая буквы г, н и р. - Нигде так быстро и приятно не бывает сближение, как в дороге! Люблю тебя, дорога!
Поцелуй... Другой... Черт знает что! Хорошенькая просыпается, обводит глазами публику и... бессознательно кладет головку на плечо соседа, жреца Фемиды... а он, дурак, спит!!
Поезд останавливается. Полустанок.
- Поезд стоит две минуты... - бормочет сиплый, надтреснутый бас вне вагона. Проходят две минуты, проходят еще две... Проходит пять, десять, двадцать, а поезд все еще стоит. Что за черт? Выхожу из вагона и направляюсь к локомотиву.
- Иван Матвеич! Скоро ж ты, наконец? Черт! - кричит обер-кондуктор под локомотив.
Из-под локомотива выползает на брюхе машинист, красный, мокрый, с куском сажи на носу...
- У тебя есть бог или нет? - обращается он к обер-кондуктору. - Ты человек или нет? Что подгоняешь? Не видишь, что ли? Ааа... чтоб вам всем повылазило!.. Разве это локомотив? Это не локомотив, а тряпка! Не могу я везти на нем!
- Что же делать?
- Делай что хочешь! Давай другой, а на этом не поеду! Да ты войди в положение...
Помощники машиниста бегают вокруг неисправного локомотива, стучат, кричат... Начальник станции в красной фуражке стоит возле и рассказывает своему помощнику анекдоты из превеселого еврейского быта... Идет дождь... Направляюсь в вагон... Мимо мчится незнакомец в соломенной шляпе и темно-серой блузе... В его руках чемодан. Чемодан этот мой... Боже мой!